Поезд из Санкт-Петербурга прибыл утром, когда в зимнем небе едва забрезжил серый рассвет. Под сводами вокзала было пустынно и тихо, но вот вагоны остановились, двери открылись, и сонные пассажиры длинной вереницей потянулись по перрону. На этом поезде приехали и родители Николки. Они вышли из вагона и побежали к выходу, натыкаясь на людей и извиняясь.
Они очень спешили, потому что получили по телеграфу сообщение, посланное дядей Арсением. В телеграмме толком ничего не сообщалось, но было понятно, что с Николкой стряслась какая-то беда. Дядя Арсений решил, что прямо написать в телеграмме, что мальчик пропал, было бы слишком жестоко. Тем более что он все еще надеялся, что в последний момент Николка каким-то чудесным образом отыщется.
Николкины родители выбежали из здания вокзала, крикнули извозчика и помчались домой, стараясь отгонять плохие мысли, которые назойливо лезли им в голову.
Сани проехали по проспекту, пересекли площадь с заснеженным памятником и свернули на улицу, ведущую к дому.
Город просыпался. В окнах мерцали огоньки. Дворники, скребя лопатами, расчищали улицы. Кухарки спешили в булочные за свежим хлебом.
Николкин папа обнял рукой всхлипывающую маму и тихонько похлопывал ее, ободряя и одновременно успокаивая. Сзади раздался громкий топот и отчаянный звон колокола. Их обогнали две пожарные команды на повозках, запряженных четверками лошадей. Промелькнули серьезные лица усатых пожарных в медных касках, сидящих по обеим сторонам обледенелых бочек. Николкин папа вгляделся в конец улицы и увидел вдали клубы дыма, поднимающиеся над домами.
– Этого только не хватало, – пробормотал он недовольно. – Еще застрянем.
Но свернуть было некуда, и через какое-то время они подъехали к пожарным повозкам, перегородившим улицу. Пожар, как обычно, сопровождался суматохой. Кричали люди, ржали лошади, из горящего дома раздавалось зловещее потрескивание; одни пожарные качали насосы, другие направляли струи воды из брандспойтов в огонь, третьи баграми растаскивали горящие деревяшки; жильцы соседних домов бегали с ведрами.
Николкин папа пригляделся и ахнул. Горел магазин, на котором висела почерневшая вывеска «Игрушечные железные дороги». У него вдруг заныло сердце, и он, повинуясь непонятному порыву, вылез из саней и пошел к горящему магазину, пробираясь среди снующих пожарных и охающих зевак. Мама Николки встала у саней и непонимающе смотрела на мужа.
В этот момент со звоном лопнуло и рассыпалось стекло витрины, и в горящее помещение шагнул пожарный, которого с двух сторон поливали водой. Через какое-то время он появился в черном проеме, весь вымазанный сажей и копотью. На руках он держал чье-то маленькое тело.
– Николка! – непонятно почему отчаянно вскрикнул папа и бросился навстречу пожарному.
– Вроде живой, – сказал тот и осторожно положил спасенного на носилки.
