У Николки от обиды на глаза навернулись слезы. Ему не нужны были никакие другие поезда, и он с трудом сдерживался, чтобы не расплакаться, в то время как папа, сбитый с толку, ходил вдоль полок и предлагал ему то одну, то другую модель.
Наконец папе это надоело, он нахмурился, взял Николку за руку и потянул его к выходу. Мальчик огорченно вздохнул и уже обреченно поплелся за отцом, как вдруг почувствовал, что другую его руку ухватила холодная, будто сделанная из железа, рука хозяина магазина.
– А может, останешься? – вкрадчиво проговорил он, нагнувшись к мальчику. – Посмотри, сколько здесь всего механического, а ведь у меня есть не только поезда, у меня есть такие механизмы, которых никто никогда не видел.
Николка с досадой посмотрел на папу, но ничего не ответил.
– Сейчас же отпустите его! – рассердился папа и возмущенно посмотрел на хозяина магазина. Тот отпустил мальчика, притворно вздохнул и сокрушенно развел руками.
Папа с сыном вышли на улицу.
Николка обернулся назад, чтобы последний раз взглянуть на «Стальную стрелу», пока не закрылась дверь, и увидел, что хозяин магазина стоял уже в темном плаще и, улыбаясь, как-то странно смотрел на него.
Папа был недоволен всей этой историей. Он сердито шагал по улице, время от времени дергал подбородком и изредка восклицал «Возмутительно!», «Безобразие!» – и негодующе фыркал. Потом постепенно успокоился, замедлил шаг и, наконец, пришел в мирное расположение духа. Они сели на извозчика и поехали домой. Больше папа об этом случае не вспоминал, как будто забыл совсем.
А вот Николка не забыл.
«Стальная стрела» ранила его прямо в сердце. Игрушечный поезд стоял у него перед глазами и днем и ночью. Он манил, волновал, звал к себе, он превратился в неотвязное наваждение, от которого не было спасения, и думать он мог только о нем.
В результате у Николки начался жар, и он три дня пролежал в постели. Во время болезни он бредил «Стальной стрелой». То ему казалось, что ему купили столь желанную игрушку. То как будто это была и не игрушка вовсе, а самый настоящий поезд, и сидящие в нем пассажиры предлагали ему чаю. То он чувствовал на лбу холодную руку хозяина магазина и слышал его волнующие слова: «У меня есть такие механизмы, которых никто никогда не видел». А потом в изнеможении проваливался в темноту тяжелого сна, в котором крутились колеса, постукивали мудреные механизмы и без устали двигались поршни и рычаги.
